Треми медленно прошел вдоль строя, остановился у пленных, помолчал и коротко приказал:
– Уходим. – И обернулся к начальнику заставы: – Майор, спасибо за гостеприимство…
– Стоять!
Чекряев подскочил к одному из пленных.
– Мустафа!
В глазах басмача на мгновение мелькнула надежда. И сразу же исчезла, уступив место обреченной покорности.
– Мустафа! – Чекряев посмотрел на Захара. – Захар, это мой человек!
– Это мой пленный, – сухо напомнил полковник.
Дорохов подошел поближе и набычился, недружелюбно глядя на Треми. Чекряев искренне надеялся, что напарник не сорвется, – он рассчитывал договориться с Захаром.
– Вы, наверное, не поняли, полковник, – тихо сказал Чекряев. – Этот человек мой осведомитель. Он работает на ФСБ. Он наш человек. Отдайте его.
– Этот человек должен был умереть несколько часов назад, – ровным голосом произнес Треми. – То, что он до сих пор жив, ничего не меняет – это ненадолго. Мне бесконечно жаль, капитан, но я уже советовал вам забыть о караване.
– Не надо, русский, – хрипло проронил Мустафа, поднимая глаза на Чекряева. – Они не отпустят… – Басмач каркнул: то ли кашлянул, то ли издал смешок. – Я ведь знаю, кто они…
Стоящий рядом спецназовец молча ударил Мустафу в голову. Ногой. Коротко и очень ловко. Чекряев даже не сразу понял, что случилось, – неясное движение человека в черном, и потерявший сознание осведомитель начинает заваливаться на бок. А когда капитан понял, что произошло, то уже не смог сдерживаться. Он крикнул что-то грубое и бросился к Треми, на ходу вытаскивая из кобуры пистолет…
Когда к Чекряеву вернулась способность здраво оценивать происходящее, он понял, что все закончилось не так уж и плохо: его не убили. Капитан лежал на спине, и острый камешек больно врезался в позвоночник. В щеку грубо упирался автоматный ствол, а перед глазами находился запыленный армейский ботинок: кто-то наступил фээсбэшнику на грудь и крепко придавил к земле.
– Полковник, – позвал Чекряев. – Полковник.
– Пусть он повернет голову, – разрешил Треми.
Автоматный ствол чуть отодвинулся, и капитан получил возможность оглядеть всю сцену. Здоровяк Дорохов находился в точно таком же положении, что и он: распластан на земле, над ним человек в черном. Мустафы и второго басмача не было видно, видимо, спецназовцы затолкали пленных в вертолет.
– Захар, вы только что совершили преступление, – процедил Чекряев. – Майор, вы обязаны оказывать мне полное содействие.
– Вы хотите, чтобы я поднял заставу? – осведомился Петрович.
– А если хочу?
– Боюсь, я даже не смогу поднять руку без их разрешения, – улыбнулся майор. – Разве не видите?
Спецназовцы не тронули пограничников, но рядом с начальником заставы стоял человек Треми. Стоял молча, не шевелясь и не проявляя никакой агрессии. Но Чекряев уже знал, как мало нужно времени людям полковника, чтобы начать убивать.
– Я с ними воевать не собираюсь. Мне достаточно басмачей.
– Мы уходим. – Захар слегка склонил голову. – Господа, мне жаль, что наша встреча закончилась подобным образом.
Чекряев дернулся, почувствовав укол в шею, и тут же затих. Только успел подумать, что прикоснувшиеся к нему пальцы были необычайно холодны. Контролировавший капитана спецназовец деловито проверил пульс, задрал веко и кивнул:
– Спит.
Бойцы Треми черными тенями исчезали в вертушке. Полковник задумчиво прищурился на сереющее небо.
– Майор, а ведь ты зря не подчинился нюхачам. Теперь проблемы будут.
– Пошел ты… – беззлобно ругнулся пограничник. – Лучше неприятности по их линии, чем твой нож в сердце.
Захар усмехнулся.
– Я бы не стал тебя убивать, майор. Мы сюда басмачей бить приходим, а не своих.
– А что ты со мной сделал бы? – заинтересовался пограничник.
– Накостылял бы. А вот нюхачей бы шлепнул. Ты им жизнь спас, майор.
– Я сюда басмачей бить поставлен, а не своих, – словно эхо откликнулся Петрович. – Удачи, Захар!
– До встречи!
Черная вертушка плавно поднялась с земли и устремилась вдоль Бороды Дьявола.